Бессонница. День Восьмой.

 Лефортовская тюрьма - стала моим Проектом Личности

Лефортовская тюрьма не сломала, не унизила и не раздавила меня - она окончательно сформировала и закалила  мой характер.

               Лефортовская тюрьма, в которой я 

                                провел 15 месяцев

"Просыпаюсь: здрасьте, нет советской власти", - этим незатейливым стишком я, политзек Щаранский, встречал каждый новый день, когда ветухаи, включая погромче радио, будили заключенных звуками гимна.  15 марта 1977 года меня арестовали и предъявили обвинение по статье 64-й - "измена Родине, шпионаж, а также оказание иностранному государству помощи в проведении враждебной деятельности против СССР". Когда я узнал, что это грозит мне расстрелом - стало страшно. Я, безусловно, готовился к  тому, что это может случиться, но когда объявили, что я арестован как изменник Родины...          

Обычно за такого рода деятельность обвиняли в "антисоветской пропаганде и агитации", хотя 70-я статья тоже не самая приятная: по ней максимальный срок - семь лет тюрьмы и пять - ссылки. Каждый день на допросах следоватили проводили психологическую атаку, напоминая мне звучание слова "РАССТРЕЛ".   

"Живыми герои из Лефортово не уходят"

Это слово впивалось мне в душу, от него пересыхало горло, я чувствовал, что боюсь.  Моим делом занимались 17 следователей, которые  хотели замкнуть меня в мире, сжатом до размеров тюремной камеры и внушить, что они - последние люди, которые меня видят. Значит, нужно мысленно прорваться из застенков туда, на свободу. Я прорывался  каждую ночь, думая о родных и друзьях. Потом решил срочно приучить себя к слову "расстрел", я сам стал его употреблять, реагируя на него спокойно.  Следователи очень удивились, потому что, по их мнению, это слово должно было вызывать шок, ступор....    Кагэбэшники хотели, чтобы узник все время думал о своем физическом выживании,  тогда он будет сломлен.  Я постоянно напоминал себе, что, обреченный с рождения на жизнь раба, все же остался вольным и буду таким до конца. Не дать себя сломать!  Одним из самых больших подарков в Лефортовской тюрьме стала для меня библиотека - едва ли не лучшая в Советском Союзе.  Она сохранилась там с 30-х годов, со времен сталинского террора, когда один за другим исчезали и превращались в пыль представители московской интеллигенции, а их имущество конфисковывали и раздавали гэбэшным тюрьмам. Кроме тогго, я настоял, чтобы мне выдавали шахматы, проигрывая самые сложные ходы и комбинации, я защищал себя от умственной деградации.  Одно время практиковал развлекать следователей на допросе анекдотами, ощущая при этом свое внутреннее превосходство. Дважды по 15 суток сидел в карцере. Вообще у меня за все время заключения был большой опыт карцерной жизни. В общей сложности я провел там 405 дней. Помогал мой маленький рост...

 В советской прессе писали, что я продал родину за столько-то сребреников.  Потом я узнал, что в мире была развернута мощнейшая кампания за мое освобождение.  Следователь мне говорил: "На кого вы рассчитываете? Посмотрите, кто за вас борется, - жалкая кучка студентов и домохозяек. Пошумят и забудут - у Запада много своих дел".

 На  плакате написано: "Свободу советским евреям. Позволь моему народу уйти!"

Суд был закрытым.  Мою мать на процесс не допустили, у меня не было адвоката.   Но, поскольку поднялся шум, под давлением общественности моему брату Леониду разрешили присутствовать на большей части заседаний. Он записывал все в блокнот, пока его не отняли, а потом  все пересказывал  журналистам, моим родным и друзьям.. Процесс превратился в фарс, карикатуру.  Когда государственный обвинитель Соломин назвал приговор 15 лет заключения (потом дали на два года меньше - 13 лет), я  с облегчением вздохнул, потому что был готов к худшему... В своем последнем слове я сказал: "Моему народу и моей жене говорю: "В будущем году  - в Иерусалиме", а суду, которому поручена техническая функция, - зачитать готовую бумажку, мне сказать нечего".Это была героическая минута... Меня привели в камеру, за спиной захлопнулась дверь, и вдруг произошел срыв...
Источник:
(часть информации позаимствована из еженедельника "Бульвар Гордона", №19-21, интервью с Натаном Щаранским)